Знак Четырёх

      В этот раз как будто без варпа. Хотя кто разберёт.

      ============================
      «Я не знаю, почему Башня — в огне. Или, может быть, огонь в Башне — как, кстати, правильно будет? Помнится, когда третьего дня сын господина учителя наступил спросонья на горностая, тот очень осерчал, аж побелел весь: так что милосердия сегодня не жди, да, вряд ли сама потухнет. При таком-то бургомистре. Или, вот, давеча, говорят, дочка священника оборонила зажжённый факел; то ли в прорубь, то ли в корзинку с земляникою, я уж не разобрал сослепу. Это, говорю, мало ли кто поджёг, может, сама загорелась: в такую погоду я бы не удивился. Или вон тот вон, волосатый, доигрался со своими трансформерами наконец, а говорили ему: два меча Сдержанности не помогут. Кто в бурсу не ходит, за пажем короля и не разглядит. А он всё: звёзды, звёзды, работы полная чаша, ты мне, мил человек, фонарь-то отдай, незачем он тебе, а мне ещё от деда достался. Так бы его и стукнул чем деревянным, говорят, для крововорота полезно. Не говоря уж, что каков в лоб, такой и всход будет.
      Что башня — да пусть бы и сгорит. Дом сгорит, двор сгорит, пирожок сгорит, — девочка останется. А там и хозяйство заведёт: козы, овцы, куры, опять же. Мышь — чтобы дрожать, кот — скрестись. А где кот скрестись, там и два меча, ух, как огрел бы его палкою, собаку. Хорошая, небось, башня была, далеко видно. Так ты что же, фонарь мне отдашь ужо?»
      А тот и говорит: «Уведите задержанного».

    Что-то вроде очередного литературного эксперимента, если позволите. Своего рода отрывок из флибустьерского романа, а скорее даже одна новелла из сборника.


****************************************
     Что происходит с душой человека когда он осознаёт, что существует лишь на росчерке шпаги?.. Тихий шелест просторных одежд, свист рассечённого воздуха, острие клинка, замершее в миллиметре от горла. И голос, до странного любезный: «Рекомендую не шевелиться. Попытаетесь крикнуть — потеряете возможность дышать, не говоря уж о прочем». Флибустьер в капитанской каюте. Пират, взявший в плен капитана королевского судна. Слуга английской короны? И куда же, чёрт возьми, смотрел дозорный на палубе?..
     «Простите, милорд, но я вынужден выдворить вас с этого корабля. Сейчас вы медленно подойдёте к своему столу, зажжёте свечу и покажете на карте маршрут и цели вашей экспедиции, после чего я дарую вам возможность спрыгнуть за борт. До Мартиники отсюда, как вы и сами знаете, чуть поболее двух лиг, шлюпка ждёт вас внизу. А теперь делайте, как я сказал, движение в сторону — смерть».
     Странно, наверное, в такой момент размышлять о голосе, но ведь любопытно до ужаса: вкрадчивый, мягкий, бархатный голос. Матросы так не говорят, да и для простого пиратского капитана, пожалуй, чересчур. Нет, он точно приватир, причём благородного происхождения. Но кто, кто? Чья шёлковая рука направила этого отчаянного наглеца? Медленно, осторожно, шаг за шагом. И еле слышное дыхание где-то далеко сзади. Может быть, удастся схватить шпагу с вон того комода? Нет, наверное, не стоит, по крайней мере, судя по тому лезвию, упёршемуся вдруг между лопаток.
     Что, интересно, я скажу на Мартинике? «Простите, губернатор, но я упустил свой чудесный корабль, не займёте ли вы мне ещё один или два?» «Сир, один дерзкий флибустьер прокрался в мою каюту, и так я попал за борт?» Смешно.
     — Скажите, сударь. а что вы собираетесь делать с другими двумя судами? Предположим, «Соледад» уже принадлежит вам, но есть же ещё «Сан Луис» и «Магдалена».
     — О, об этом не беспокойтесь. Всё будет сделано в лучшем виде, — темнота не позволила мне взглянуть на его лицо, но можно было поспорить на что угодно, что сейчас он самодовольно усмехнулся. — Продолжайте, идти, будьте любезны.
     Как хорошо, что капитанская каюта на военном корабле столь огромна. Нет-нет, речь даже не о личном удобстве, но как же замечательно можно тянуть время, просто переходя от одной стены к другой, да и, может быть, здешняя свобода манёвра ещё спасёт мне жизнь.
     Шаг, шаг, шаг. Осторожно, вкрадчиво, медленно. И — мельчайшие детали на поверхности памяти. Если через четыре шага резко отпрыгнуть влево, можно успеть схватить шпагу или пистолет. Шпагу, конечно, более предпочтительно: второго шанса не будет, а промахнуться из пистолета в таких условиях не так уж трудно. Ну что же, сейчас проверим, так ли этот пират хорош, как кажется.
     — А вот скажите ещё, сударь... — Резкий, идеально выверенный прыжок; секунда — и оружие у меня в руке, а мы стоим друг перед другом в лунном свете с клинками наготове. — Защищайтесь! — и быстрый выпад.
     — Ну что же вы, милорд, — укоризненный голос и очередная усмешка, с которой он парировал мой удар и контратаковал.
     И начался бой. Поразительное, ни с чем не сравнимое ощущение восторга, чистое удовольствие от фехтования с превосходным противником, где каждое движение — на грани бездны. Видимо, его учили лучшие из мастеров, как и меня — безупречная техника, плавные движения, необыкновенная грация бойца. И корабль вокруг вдруг перестал существовать, а осталось только два клинка и два противника друг перед другом.
     Обманное движение, выпад, защита. Защита, контратака, наступление. Хорошо, что я помню расстановку мебели в собственной каюте: в полумраке можно невзначай упустить какую-нибудь мелочь, которая тут же будет использована для достижения победы. Такая мелочь как, например, край стола чуть поодаль. Если двигаться аккуратно, может быть, удастся заманить его куда нужно и, когда он запнётся об этот край, нанести последний удар.
     И снова упоение битвы. Металлическое позвякивание, блики лунного света на лезвиях, озорной огонёк в глазах бесстрашного приватира. Подшаг вперёд, плавное вращение кисти, уход с линии удара, контрудар, защита. Всё как учили в Академии, только на дюжину голов труднее и выше. Подшаг в сторону, защитное движение переходит в выпад с режущим ударом снизу, и снова уйти в защиту.
     Да, наверное, он всё же англичанин или ирландец. В его технике есть что-то ирландское, что-то трудноуловимое — может быть, ироничная лёгкость, может быть, наоборот, чрезмерная ярость в атаке. Но вот и благословенный стол, и сейчас лёгкая британская сталь запнётся о его край.
     Лучшее время для атаки — время, когда точно знаешь следующее движение противника, это даёт гарантию, что он не успеет защититься или сделать выпад. Сейчас, пока он ещё не коснулся стола, у меня есть шанс, но если начать атаку. когда это случится, он успеет сориентироваться. Безусловный риск, но — что же, отчаяние и безрассудство всегда было единственным настоящим оружием. И я начал атакующее движение, уповая на то, что мой противник стал предсказуемым на целый миг, — какая наивность!..
     Рука его двинулась в совершенно ином направлении — он, безусловно, заметил мой подвох и воспользовался тем же принципом: знать, что противник будет делать в следующую секунду, означает победить его. И вот моя кисть раздалась острой режущей болью, шпага выскользнула из внезапно обессилевших пальцев, а острие его шпаги заняло исходную позицию перед моим горлом.
     — У вас есть время на один вопрос, прежде чем вы умрёте. Что вы хотите знать?
     — Назовите ваше имя, любезный. Я хотел бы знать, что за храбрец отважился на этакое безрассудство.
     — Сэр Генри Морган, — ответил он за мгновение до того, как его шпага перечеркнула мою гортань, и всё померкло.