francis_drake | (no subject)

    И даже чай обезвкусел. У вас чай с черникой и липой, а у меня – с корицей, ванилью и листьями мертворожденной осени. Тонкое благозвучие горячей воды струится через край чайника в чашку, а значит ещё семь минут всё будет хорошо – три глотка тёплого и один уже прохладного. А потом чай закончится, и нужно будет что-то менять, ну или пойти налить ещё. Магний догорает, привычный до ноющего беспокойства в висках его аромат уже почти растворился, гармонично влившись в лепестки и коричные заросли.
    Говорят, на Хоккайдо в этом году зацвела чудесная вишня, а в Петербурге при разводе мостов не пострадало ни одного голубя. В новостях один мужчина в очках минус три в тонкой серебристой оправе отметил, что демографическая обстановка неуклонно и обнадёживающе, а вот образование и здравоохранение совсем ни к чёрту. Слава Богу, что я не смотрю новостей, иначе точно уже сошёл бы с ума.
    Я выхожу на балкон и разбрасываю по месяцами не мытому полу бельё с сушильной стойки, разбиваю мёрзлыми джинсами модные стеклопакеты на перилах и смотрю наружу; через узкую щель между домами иногда можно разглядеть небо.
    Где-то там, совсем далеко, на перекрёстке пяти улиц, грустная девушка держит на протянутой ладони кофейное зёрнышко. Небо задумывается, а потом начинает поливать её дождём и спрашивать об осени. Когда небо спрашивает об осени, оно становится совсем другого цвета, и тогда в тонкую щель между домами около моего обиталища совершенно ничего нельзя увидеть.
    И тогда из-за горизонта ко мне прилетает грустный голубь, садится на перила, и я кормлю его с запястья разноцветными зёрнами.